- Ну, когда я туда попала, ко мне относились настороженно все: если учесть предшествующие обстоятельства... Мне долго пришлось доказывать свою благонадежность... Недавно мне пришлось провести несколько тяжелых разговоров с Аруэлем. Я всеми силами пыталась отговорить его от самоубийственных намерений. Ведь его так любят его родные, Ану очень привязан к отцу, я ему многим обязана, он столько сделал для Галии... Такой человек не должен умирать из-за того, что ветреная девчонка влюбилась в другого.

Кристель задумалась над ответом.
- Симпатия была, - наконец сказала она. - Но... Тогда я думала что уже никого не смогу полюбить. Эрик так перепахал мне душу, что у меня словно все внутри онемело. А Аруэль поначалу морально отогрел меня, помог встать на ноги. Ведь тогда я была беженкой с сомнительной репутацией под надзором полиции, без перспектив на будущее. Он помог мне снова поверить в себя, обрести силы. Потом появился Ану, наш сын, и нас объединила родительская любовь. И если бы тогда Аруэль предложил мне пожениться, у него была бы хорошая жена. Он бы не пожалел о своем выборе. И я сама не ожидала, что обычный разговор на работе с шефом обернется стихийно вспыхнувшей взаимной симпатией. Я пыталась ее перебороть, но это зказалось сильнее. Я чувствую себя такой виноватой перед Аруэлем, он очень страдает из-за этого, но не хочет чтобы я оставалась с ним только из чувства долга. И я по-прежнему готова в любой момент помочь ему, поддержать, подставить плечо, отдать последний кусок хлеба, встать рядом в бою. Я многим ему обязана и по-прежнему все для него сделаю.

- Если и была, то никак себя не проявляла, - Кристель была по привычке откровенна с матерью, которой всегда доверяла самое сокровенное. - Как латентный период гриппа, когда человек до поры чувствует себя совершенно здоровым. Я совершенно искренне думала, что воспринимаю его только как начальника, а он меня - как сотрудницу, и относится настороженно. Но при этом разговоре я слегка раскисла, стала жаловаться, что не уверена в своих силах; он положил мне руку на плечо, чтобы ободрить... и вдруг нас будто током ударило. Как в "Мастере и Маргарите", помнишь? Героиня гуляла по Москве, увидела бедного писателя - и забыла о своем муже, семье, особняке, и готова была уйти в чем стояла в полуподвальную квартиру... Понимаю, я повела себя не порядочно, мама, но оказывается так бывает не только в книгах.

- Да, как-то нескладно у меня все вышло, - вздохнула Кристель, поднимаясь и взяв рюкзачок. Ее мучил еще один вопрос, но девушка не решалась задать его сейчас. «А кто отец Марка и  Лесли? Папа Генри (так она с детства называла Генри Пинкстона), или тоже этот галиец? Папа Генри поступил очень благородно, он дал мне свою фамилию и никогда ни я, ни мама не слышали от него обидного слова, он вырастил меня как родную… Или он не знал?».

- Мама, а мальчики - тоже дети этого мага? - спросила Кристель.

- Папа Генри стал для меня настоящим отцом, - Кристель обняла мать. - И я хочу сказать, что очень вас люблю. И Марка и Лесли тоже. Извините, что так подвела вас. Я уже не раз раскаялась в том, что ввязалась в эту авантюру с казначейским самолетом. Я так рада, что здесь у меня тоже есть дом, где меня ждут и где мне рада моя семья.

В своей комнате Кристель быстро разобрала рюкзак, приняла душ и переоделась в легкое теннисное платье. На ходу заплетая волосы в короткую косу, девушка спустилась к бассейну и прилегла в шезлонг под навесом, в тени. Полдень в Лос-Анджелесе был очень жарким, и даже океанский бриз затих. Воздух был почти неподвижен. Листья пальм не шевелились. "Может, искупаться? - лениво подумала Кристель, глядя на бассейн. - Только можно ли мне в моем положении?".
Увидев выходящую из раздевалки мать, девушка приподнялась:
- Не повредит ли мне, если я поплаваю? Даже в тени жарко.

Кристель прислушалась к себе. Чувствовала она себя нормально; недомогания, сопровождающие первую стадию беременности, еще не давали о себе знать. Девушка прошла в кабинку, нашла в шкафу свой любимый черный купальник и переоделась. Ее фигура пока еще выглядела по-прежнему. Но костюм стал немного теснее в талии. Высоко заколов волосы, девушка вышла и спустилась по лесенке в голубоватую воду. Минут пять она просто стояла у бортика, погрузившись по шею и наслаждаясь прохладой. Потом неторопливо поплыла, ритмично загребая руками.
В дворик вышел Генри Пинкстон. Он был в мундире и фуражке; наверное, Марни вызвонила его прямо из штаба. По-прежнему подтянутый, моложавый и загорелый, выглядит лет на 45 хотя на самом деле ему было на 10 лет больше.
- Неужели правда? - он положил фуражку в шезлонг и сел на корточки у бассейна, улыбаясь жене и дочери своей широкой открытой улыбкой. - Марни позвонила мне... Девочки, я примчался как сумасшедший. Меня даже оштрафовали за проезд на красный свет. Но это такие пустяки по сравнению с тем, что наш орленок действительно вернулся.
"Орленком" он прозвал Кристель еще в детстве.
- Папа, ты опять лихачишь? - оперлась локтями о бортик Кристель. - Ох, боюсь, тебе попадет от мамы.

Генри сел на край шезлонга и расстегнул воротник капитанского мундира:
- Ну и жаркий денек. Пожалуй, я составлю вам компанию. Вы правильно делаете, что проводите жаркие часы в воде. Корабль разогрет как утюг, кондиционеры не справляются...
Он взял со столика стакан минеральной воды и залпом выпил.
- Ну, ладно, - сказал он дочери. - Пожалуй, расспросы отложу на потом. Ты вернулась, и это главное.
Кристель кивнула, нырнула и немного проплыла под водой. Лежа на спине на середине бассейна, она слышала, как родители тихо разговаривают на плаву. "А знает ли папа о Галии? Или об этом мама ему не рассказывала? Большинство землян считают что Земля - единственная обитаемая планета...".

- Десять дней, - не открывая глаз, ответила Кристель, - потом нужно возвращаться на работу...
- Похоже, твой рассказ будет длинным, - Генри облокотился на бортик. - Или это неразглашаемые вещи? - посмотрел он на жену.

- Поссорились, девочки? - Генри удивленно перевел взгляд с жены на дочь и обратно. Он не всегда понимал их. Неизменно дружные Натали и Кристель иногда могли крупно не поладить и неделями бойкотировать друг друга. Как тогда, когда Кристель в 14 лет покрасила волосы в лиловый цвет или в 17 лет объявила что сдает экзамены в колледж ВВС. Или тогда, когда в 25 лет, сияя, расписывала своего первого возлюбленного, жирного амбала со змеиными глазами, выглядевшего старше Генри, и отказывалась слушать предостережения: "У него глаза безжалостные, он не внушает доверия!". Но вот так поссориться, когда дочь вернулась после многомесячной неизвестности...

Генри от удивления даже хлебнул воды на плаву, и поспешил отплыть к бортику, чтобы отплеваться. Неужели Кристель опять связалась с кем-то неподходящим? Мало ей показалось этого негодяя, который впутал ее в преступление?
- Что ты опять натворила? - спросил он у дочери.
- Опять влюбилась...
- И опять не в того?
- Тут все сложнее, папа, - Кристель выбралась на бортик и сидела, болтая ногами в воде.
- Это, конечно, твоя жизнь, - серьезно сказал отец, - но нам тяжело смотреть, что ты с ней делаешь.

- Я что-то перестал вас понимать, - Генри сел на полускрытую водой ступеньку, - что за история?
Кристель низко опустила голову, глядя на свои ноги в воде.
- Папа, даже не спрашивай, - сказала она.

- Нати, успокойся, - Генри положил руку на плечи жены и успокаивающе погладил ее по спине. - Ты слишком напряжена, расслабься... Кристель, что это за история с убийством?
- Я наоборот всеми силами стараюсь отвратить его от самоубийства, - ответила Кристель, лежа на животе на бортике. - Человек, который меня любит... Он сильно переживает из-за того, что мы расстались.
Внезапно голоса родителей словно отдалились от нее, в ушах тонко зазвенело, и бассейн расплылся перед глазами...
Очнулась Кристель от того, что родители укладывают ее на траву в тени, подсовывают под голову свернутое полотенце и ругают на чем свет стоит.
- Разве можно так перегреваться на солнце в твоем положении? - отец положил ей на лоб мокрый платок. - У тебя тепловой удар. Отлежись немного и иди к себе, хватит с тебя на сегодня солнечных ванн.
Девушка не стала спорить; ей действительно было нехорошо. В ушах все еще звенело, голова продолжала кружиться, и казалось, что она лежит на палубе корабля в большой шторм. Но это и порадовало: наконец-то ребенок напомнил о себе. Кристель уже боялась, не отразились ли на нем все ее треволнения.
- Мама, папа, не сердитесь на меня, - попросила она, выпив стакан воды, который кто-то из родителей подал ей.